Доктор PhD, эколог и эксперт по водным ресурсам, руководитель Центра экосистемных решений EcoMind Арман Утепов верит в то, что Сырдарью, а с нею Арал может спасти так называемый экосистемный подход. Он также считает, что среди прочего на реке необходимо убирать все гидротехнические сооружения, которые сравнивает с тромбами в живом организме. В интервью Азаттыку Утепов размышляет об экологическом состоянии Сырдарьи и Арала и о том, почему спасением водных ресурсов Казахстана необходимо заниматься прямо сейчас.
Сырдарья — крупнейшая река Центральной Азии — протянулась через четыре страны: Кыргызстан, Таджикистан, Узбекистан и Казахстан, в конце своего пути впадая в Аральское море. Журналист и фотограф Азаттыка Пётр Троценко отправился в путешествие вдоль Сырдарьи и её притоков, чтобы рассказать о нынешнем состоянии реки через истории живущих на её берегах простых людей — рыбаков, торговцев, фермеров, а также поговорил с экспертами, которые изучают проблемы бассейна Сырдарьи и ищут пути их решения.
«СЫРДАРЬЯ НЕ В СОСТОЯНИИ ОСУЩЕСТВЛЯТЬ СВОИ ПРИРОДНЫЕ ФУНКЦИИ»
Пётр Троценко: Прежде всего давайте поговорим о Сырдарье. От её водности напрямую зависит и уровень северной части Аральского моря. За последние годы воды в реке стало меньше, разве что в этом году она более-менее вышла на приемлемый уровень. От чего это зависит?
Арман Утепов: Дело в том, что река Сырдарья не в состоянии осуществлять свои природные функции. У нас она перекрыта перемычками, гидротехническими сооружениями, которые обеспечивают подпор, повышая уровень воды, в большей степени для нужд сельского хозяйства.
На территории только Кызылординской области свыше 90 тысяч гектаров рисовых посевов, площадь которых растёт год от года. В пределах Казахстана на протяжении всей реки до Аральского моря естественный сток обусловлен режимом эксплуатации того же Шардаринского водохранилища (находится в Туркестанской области на границе с Узбекистаном. — Ред.). Ниже по течению находится Корсарайский контррегулятор, который тоже запитан на нужды сельского хозяйства. Дальше идут Кызылординский гидрорегулятор и Аклакский гидроузел, а потом и само Аральское море.
И вот когда говорили, что необходимо поднять Кокаральскую плотину (возведена в северной части Аральского моря, что позволило повысить уровень воды в этой части водоёма, но считается, что конструкция вышла недостаточно высокой. — Ред.), противники этой идеи утверждали, что выше по течению будут большие проблемы, что другие гидротехнические сооружения не смогут полноценно функционировать. Но если мы наращиваем плотину, то восстанавливаем естественный водный режим, который там был: все места нерестилищ, все водоёмы, та же Камышлыбашская система озёр. Они восстановятся. Нужно лишь поднять плотину.
Важным вопросом обеспеченности водой является соблюдение бассейного подхода в управлении, который должен преодолевать межсекторальную разрозненность и конкуренцию. Несмотря на то что бассейновое управление водного хозяйства находится на территории Туркестанской и Кызылординской областей и его полномочия распространяются на весь бассейн Сырдарьи в Казахстане, оно всё-таки не имеет полноты власти и не может самостоятельно решать вопросы использования воды. Те же самые сельскохозяйственные организации нерационально используют ресурсы, потребляя порядка 70 процентов всей воды, половина которой просто теряется [из-за неэффективности инфраструктуры].
Я убеждённый сторонник того, что Казахстану необходимо актуализировать экосистемную функцию воды. Мы находимся в нижнем течении Сырдарьи, значит, будет неправильно говорить о том, что нам вода нужна прежде всего для экономических целей. Вода нам нужна в принципе. Её отсутствие может поставить крест вообще на всём. Нарушение водного цикла является причиной всех этих климатических изменений. Помните, в школе был круговорот воды в природе? Этот цикл нарушен, потому что [иссушенная] земля потеряла способность впитывать воду, а почва, сохраняя в себе воду, во-первых, повышает её качество, во-вторых, восстанавливает биоразнообразие.
Пётр Троценко: То есть выступает естественным фильтром.
Арман Утепов: Да, это естественный фильтр, который решает все вопросы. Есть метод Потапенко-Лукина — восстановление гидрологического режима поверхности почвы путём моделирования естественных природных процессов. В августе я был в Чувашии, в деревне Верхние Ачаки. Там председателю колхоза удалось восстановить землю, которая была вся исчерчена оврагами. У него стояла задача увеличить возделываемую площадь. Из этих оврагов они сумели сделать свыше ста небольших озёр, которые пополняются не поверхностным стоком, а грунтовыми водами. Урожайность повысилась вдвое, там у них олени появились, в общем экосистема начала восстанавливаться.
Когда повысилась впитываемость почвы, начали лучше расти деревья, которые высаживали параллельно с земляными работами. Восстановили лесной покров — в дело вступила теория биотического насоса: в засушливое время растительность увеличивает испарение, формирует облака и вызывает дождь. У нас в том же Мангыстау облака формируются, а дождь идёт над морем, хотя всё должно быть наоборот. Всё потому, что почва потеряла способность впитывать влагу. Поэтому в новом Экологическом кодексе (последние изменения были внесены в июне и вступят в силу в декабре этого года. — Ред.) мы актуализируем вопросы экосистемного подхода.
«КОКАРАЛЬСКУЮ ПЛОТИНУ НАДО НАРАЩИВАТЬ И УСИЛИВАТЬ»
Пётр Троценко: Строительство Кокаральской плотины буквально спасло северную часть Аральского моря, стало больше рыбы. Впрочем, рыбаки на Арале говорят, что сейчас её количество снова начало уменьшаться.
Арман Утепов: В 2005 году завершили строительство Кокаральской плотины, а в 2006-м уровень воды и водно-солевой баланс в северной части Аральского моря способствовали тому, что рыбные запасы начали увеличиваться буквально на глазах. Таких смелых прогнозов не давал никто. Прежде всего, восстановились места нерестилищ, что дало возможность размножиться рыбе. Как ни говори, но все усилия человека по искусственному воспроизводству рыбы — это песчинка в пустыне по сравнению с восстановлением естественных нерестилищ, которые восстанавливаются посредством затопления.
Пётр Троценко: Но у рыбы в Аральском море очень много проблем. Например, сброс воды с Кокаральской плотины, когда рыба оказывается в южной части моря и гибнет от того, что там высокий концентрат солей?
Арман Утепов: Да, ужасная ситуация, рыба действительно гибнет. Там, по сути, воды нет, только болото. Я был там неоднократно, мы пытались решить проблему посредством установки рыбозащитной сетки. Потом учёные предложили какие-то токоотталкивающие заграждения, когда подаётся малый импульс тока, чтобы отпугнуть рыбу.
Проблема ещё в том, что со временем русло искривилось и река в настоящее время буквально упирается в плотину. Сейчас конструкция невысокая, когда уровень воды поднимается, приходится сбрасывать излишки в южную часть Аральского моря, а это до трёх миллиардов кубов. При этом мы говорим, что у нас не хватает воды. Самое трагичное то, что это происходит после того, как мы опустошаем свои рисовые чеки (так называют участок земли, который заливают водой и сажают там рис. — Ред.). В августе-сентябре со всех этих каналов высвобождается вода, и это самая идеальная среда для роста мальков. Во-первых, там малая глубина, во-вторых, высокая растительная масса, то есть молоди есть чем питаться, в-третьих, высокая температура воды, которая позволяет рыбе быстро расти. Плюс у нас есть ещё там ниже по течению Камышлабашский рыбопитомник, который как раз таки выпускает сеголеток (мальков до года. — Ред.) осенью в эту же Сырдарью. И всё это большим потоком сливается в южную часть Аральского моря, и рыба гибнет.
Я не отрицаю, что нужен аварийный сброс воды в случае каких-то чрезвычайных ситуаций. Но основной должен происходить в другом месте. У нас в юго-западной части бывшего Аральского моря находится большое озеро Тущыбас. Там достаточно высокая солёность, но время от времени оно опресняется. Сброс лишней воды надо производить туда.
Пётр Троценко: А почему такую плотину невысокую сделали? Денег не было?
Арман Утепов: Наверное, были неверные расчёты. Я не могу сейчас об этом судить, но если бы плотину сделали на пять-шесть метров выше, может быть, и решили бы проблему. Что касается подъёма Кокаральской плотины, я думаю, этот вопрос нужно решать комплексно. К тому же у плотины уже есть признаки разрушения, так что в любом случае над ней надо работать, её нужно наращивать и усиливать.
«ВЕСЬ МИР УХОДИТ ОТ ТОГО, ЧТОБЫ СТРОИТЬ ГИДРОТЕХНИКУ НА РЕКАХ»
Пётр Троценко: Поговорим о недавно появившемся в Казахстане министерстве водных ресурсов и ирригации. Оно уже показывает какие-то плоды работы?
Арман Утепов: Изначально создание министерства было как глоток свежего воздуха. Единственная проблема сейчас с нормативной базой. Надо менять подходы. Благо министерство обратилось за помощью к экспертам, и буквально с начала этого года мы сформировали рабочую группу, свыше 100 человек, и подготовили свои предложения в новый Водный кодекс: свыше 700 поправок на 500 страницах, которые до сих пор рассматриваются в мажилисе. Но, к сожалению, вопрос экосистемного подхода у нас остался открытым. Вроде бы в Экологическом кодексе о нём написано, но нет ни слова про водные экосистемы. И вот сейчас экологи вычеркнули из своего кодекса всё, что касается воды, а водники не хотят включать в Водный кодекс всё, что связано с экологией и экосистемным подходом.
Пётр Троценко: Что собой представляет экосистемный подход?
Арман Утепов: Экосистемный подход позволяет принимать решения, учитывая целостность и естественные взаимосвязи природных экологических систем, живых организмов, природных ландшафтов, обеспечивая таким образом устойчивость и эффективность. Принято рассматривать четыре категории экосистемных функций. Сегодня мы рассматриваем воду через её снабженческую функцию.
Но вода также несёт в себе функции регулирования воздуха, климата, поток реки регулирует качество воды, вода является средой обитания многих видов животных. Если мы говорим о лесе, то, что можно считать его пользу, срубив, — в кубометрах. В то же время есть ещё регулирующая функция тех же деревьев: поглощение углекислого газа, сдерживание частиц. Это способность корней впитывать излишнюю воду. Это тень от кронов деревьев на ближайшие здания. Улучшение климата.
Это повышение производительности человека: уже есть исследования, согласно которым, если человек имеет возможность гулять в тени деревьев свыше 20 минут в день, его производительность повышается на 30 процентов. То есть это тоже достаточно чёткий экономический показатель, который можно замерить.
Когда мы говорим о влиянии экосистемы на благосостояние, качество жизни, то решаем и вопрос вовлечения населения в управление природными ресурсами. Поэтому ещё один важный момент — это как раз таки вовлечение местного населения.
Инициатива снизу очень нужна. Большая проблема тех же бассейновых советов: на бумаге они есть, но по сути их функции реализует просто инспекция. А бассейновые советы — это те же фермеры, рыбаки, рисоводы, охотники, люди, которые живут на побережье, которые занимаются промыслом. Именно они должны решать, строить гидросооружение или не строить или, может, лучше дать возможность поддерживать качество пастбищ и лугов. Сейчас весь мир уходит от того, чтобы строить гидротехнику на реках: гидротехнические сооружения разрушают, убирают, восстанавливают, потому что качество жизни ухудшается.
Пётр Троценко: Я правильно понимаю, что рекам дают течь так, как они текли до появления этих сооружений?
Арман Утепов: Совершенно верно. Гидротехнические сооружения — как тромбы в организме человека. А рекам необходимо восстановить свой естественный ход воды. И удачных примеров уже очень много. В той же Германии по реке Рейн снесли свыше 800 гидросооружений, которые были построены ещё с XIX века. И это значительно улучшило состояние реки.
«БУДУТ КОНФЛИКТЫ, БУДЕТ ВОЙНА ЗА ВОДУ»
Пётр Троценко: Если вернуться к Аралу и Сырдарье. Можете ли как учёный дать прогноз на ближайшие годы при условии, если ничего не будет меняться?
Арман Утепов: Я, наверное, присоединюсь к тем прогнозам, которые озвучивают другие: ледники уменьшаются, наполняют реки, но к 2030 году мы столкнёмся с большими проблемами в доступе к воде. Не решая проблемы комплексно, мы к этому обязательно придём. Понятно, что сейчас нет возможности восстановить весь Арал, особенно с учётом того, что наши соседи вверху, в Афганистане, роют большой канал, то есть отводят воду от Амурдарьи. Что будет делать Узбекистан?! Использовать больше воды Сырдарьи, понимаете? Большую работу по строительству водохранилищ ведут сейчас и в Кыргызстане, и в Узбекистане, и в Таджикистане, да и в Казахстане тоже. А всё для того, чтобы удержать на своей территории как можно больше воды.
Поэтому здесь очень важен именно комплексный подход. Нужно не водохранилища строить, а восстанавливать впитывающую способность почвы, которая будет пополнять стратегические запасы подземного горизонта. Нельзя идти против природы.
Пётр Троценко: Получается, не только Казахстану, но и всем странам бассейна Сырдарьи нужно как-то понять, что без общих действий водные ресурсы можно очень быстро потерять.
Арман Утепов: Совершенно верно. Но сначала нужно понять, к чему стремится каждая из стран Центральной Азии. Если вы откроете Конституцию любой из них, так или иначе в ней будет говориться о повышении благосостояния населения. В таком случае всем государствам необходимо расширить горизонты планирования. Хорошо, сегодня вы заберёте воду, а что будет завтра? Как вы сумеете остановить процессы деградации почвы, которые со временем станут неотвратимыми? И эти проблемы будут влиять на политические волнения в странах Центральной Азии. Будут конфликты, будет война за воду.
А ещё экологическая миграция, которая тоже будет неизбежной. Мы были свидетелями, когда с 70-х, 80-х годов Арал начал мелеть, рыбаки сразу разъехались. Кто-то — на Балхаш, кто-то — на Капчагай, кто-то вовсе оставил рыболовство. Опустели посёлки.
Сейчас больше половины в этих посёлках — новые дома, плазменные телевизоры, спутниковые антенны, ездят на хороших машинах. Как изменилась жизнь, когда вода в северный Арал вернулась. Но опять-таки если мы продолжим наше хамское отношение к природе, то столкнёмся с большими проблемами.
